Ты у меня один... - Страница 42

Он долго, с непередаваемой нежностью любовался на нее. Шарон никогда в жизни не приходило в голову, что мужчина может так обращаться с ней… Ей было удивительно, что она вовсе не стыдится своей наготы, а, напротив, чувствует радость и гордость от того, что он восхищается ее телом, от сознания, почему его взгляд снова и снова возвращается к ее животу, от того, что самый ее облик возбуждает его.

Она никогда не думала, что женщина способна на такое сильное физическое влечение и в то же время может быть такой беззащитной, такой жаждущей, всем своим существом готовой…

— Робби… мальчик мой…

Со слабым вздохом Шарон протянула к нему руки, как бы пытаясь задержать. Покраснев, она едва вымолвила:

— Разденься… Я хочу увидеть тебя.

На секунду ей показалось, что Роберт откажется, но увидев его глаза, она поняла: что-то в ее словах тронуло его, задело в нем какие-то глубинные струны, будто ее просьба была физически приятна ему.

Не мигая Шарон смотрела, как он расстегивает ремень, снимает одежду. Она впитывала каждую деталь. Лицо ее горело.

Она была поражена, с чисто женским самолюбием осознав, что, каким бы ни было его тело мужественным и сильным, она по-своему имеет огромную власть над ним… Как это было сейчас.

Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него, но он уже склонился над нею, нежно целуя ее слегка возвышающийся живот. Шарон почувствовала, как он снимает с нее трусики.

Странно, совсем недавно она даже представить себе не могла, чтобы Роберт прикасался к ней так, как сейчас, с такой покоряющей негой, интимно… А теперь ее возбуждало даже случайное прикосновение его руки…

Шарон ждала его… Ждала, и не было смысла в притворстве, в том, чтобы изображать скромность и нерешительность. Всем своим естеством она стремилась лишь приблизить заветное мгновение, в экстазе закрывая глаза, когда он обнимал ее, неукротимо превращаясь с ней в единую плоть. Каждое движение Роберта сочетало притягательную утонченность с вулканической мощью, так что все ее тело дрожало от удовольствия, только от того, что он уже был в ней.

Позже Роберт снова соединился с ней, на этот раз лаская ее губами, без труда опровергнув сбивчивые заверения Шарон в том, что уже достаточно… она удовлетворена.

А потом, прежде чем он успел остановить ее, она отчаянно устремилась к нему сама, совершая невероятное лишь губами и ладонями. Удивительно, какое наслаждение пронизало ее, когда он застонал от удовольствия, пытаясь остановить ее нежную настойчивость, прежде чем желание всецело подчинило себе его.

Шарон впервые забылась в его объятиях без укоров совести, сознавая во сне, что случившееся, наверное, и есть то, что в мечтах называют счастьем. И все же где-то неуловимой тенью мелькнуло предостережение, что она слишком раскрылась перед ним, что отныне она всецело в его власти. Но сладкая истома взяла свое, и Шарон с легкой душой прогнала надоевшие опасения.

9

— Когда я смотрю на тебя, я не уверена, что мы с Фрэнком поступили правильно, решив не обзаводиться детьми в течение нескольких лет, — заметила Джейн, вспомнив о своих чувствах в день свадьбы Роберта и Шарон.

Сейчас, в этот субботний вечер, Джейн и Шарон вместе ходили по магазинам. Джейн остановилась, чтобы привлечь внимание Шарон к витрине небольшого бутика с детской одеждой. Поколебавшись, она продолжила:

— Я знаю, для вас с Робертом все по-другому. С одной стороны, Робби куда более… куда более готов стать отцом, чем Фрэнк. Ты же знаешь, как он счастлив, что у вас будет ребенок.

— Да… — тихо подтвердила Шарон.

Это действительно было так. Нет сомнений, что Роберт не меньше, чем она, ждет и уже любит своего ребенка. Но к ней он таких чувств явно не испытывал. С того дня, когда в Италии Шарон сама разрушила последние барьеры между ними, он держал ее на расстоянии. Он так от нее отдалился, что сейчас, спустя шесть недель, Шарон с трудом могла представить, что они когда-то были любовниками. Но рассказать об этом она никому не могла, тем более болтушке Джейн, которая, к счастью, была уверена, что они с Робертом по уши влюблены друг в друга.

Горькую реальность своего брака ей приходилось таить от всех, как приходилось прятать от Роберта свои подлинные чувства к нему. Она скрывала их с того самого дня, как они в последний раз были вместе, последний раз любили друг друга!

О, разве можно забыть то утро, когда, проснувшись рядом с Робертом, она еще переживала благодатный, очищающий прилив любви и умиротворения! Впервые в жизни ей было так хорошо. Она тогда дотронулась до него, с такой кроткой покорностью в глазах… А Роберт… Он проснулся в раздражении, чужой, бесчувственный, и только для приличия сделал вид, что она ему не безразлична.

Шарон вспоминала ни с чем не сравнимую ночь в их тосканском гнездышке, и щемящая обида наполняла ее от того, как она вела себя, что делала, говорила и, что еще больнее, от того, что чувствовала.

Сейчас она полагала, что должна, обязана была не поддаваться минутным порывам, своим дурацким настроениям и трезво взвешивать каждый шаг. Конечно, теперь, оглядываясь назад, можно многое свалить на свою наивность, на ослепление, на страсть. Но и оправдывая отчасти себя, она признавала, что строптивой девчонке вроде нее, упорно внушившей себе и окружающим, что любит и может любить лишь одного мужчину — Фрэнка, было бы трудно согласиться, что все кругом правы, а она — не права. И вот результат… Она перепутала соблазны детского увлечения с серьезным, зрелым чувством. А сейчас, когда она наконец поняла разницу, слишком поздно. Время вспять не повернешь…